Спа-си-бо! - «Спорт»

CПА-СИ-БО!!!

МОИ!

Евгений ДЗИЧКОВСКИЙ

из Красной Поляны

Между заголовками "Груз 2010" и "Мои!" всего четыре года. Первым была названа передовица "СЭ", подводившая итоги Олимпиады в Ванкувере. Второй у вас перед глазами. Сейчас кажется, что эти заголовки не о разных Играх, а о разных жизнях.

Ванкувер сравнивали с Цусимой - жестоким сражением вековой давности, в котором был разбит русский флот. Сочи, по аналогии, надо уподоблять Полтаве, Бородину и Чудскому озеру. Или же "маленькой победоносной войне", надобной вождям, по мнению шефа царской жандармерии Вячеслава Плеве, в их щекотливых управленческих делах.

Счастье, однако, в том, что эта Олимпиада дала нам право соблюсти хартию МОК и избежать тематики войн. Ликование и Цусима несовместимы. Шрапнель и восторг взаимно исключают друг друга.

Благо и то, что мы смогли позволить себе отчленить спорт от политики, забросить, забыть ее к чертям собачьим хотя бы на время. Потому что эти Игры безоговорочно удались. Потому что они сумели стать событием, которое не лакировало или затеняло, а стало гвоздевым и главным. Нервным. Первостатейным. Вывернувшим душу наизнанку и свернувшим ее обратно светлой стороной вверх.

Если услышите сейчас от кого-то: верил, мол, в общую медальную победу, - усмехнитесь. В нее не верил никто. Даже, страшно сказать, организаторы и вдохновители. Даже министр спорта Виталий Мутко.

Когда в минувший четверг к нему на интервью пришла олимпийская бригада "СЭ", министр достал из заднего кармана штанов свернутый вчетверо листик, исчерканный и зачитанный до дыр. Через обратную его сторону просвечивала медальная таблица. В которой не было, уверяю, никакой победы в медальном зачете. А была потаенная биатлонная боль, робкая надежда на монументальную Вяльбе, боязливое предвкушение Сотниковой, дилемма "пан или пропал" в отношении Ана и Уайлда.

Дальнейшие процессы обрели характер лавины, которую весь февраль выцеливали на Красной Поляне специальные антилавинные зенитки. Не выцелили, поскольку не было тут угрозы лавин. Вместо них на нас сошел медальный поток, заставив страну сделать то, чего она была лишена так долго: проораться со знаком плюс. С обниманиями у телевизора. С растиранием слез по щекам. С дикой потребностью ухватить из интернета, телевизора и газет ежечасную дозу хоть чего-нибудь олимпийского.

Скепсис упирался долго. Прорастал сломанными унитазами, милейшими сочинскими "кабыздохами" и ожиданием системного сбоя. Но уступил в итоге место чему-то человеческому. Не чуждому, как выяснилось, всем нам, а не одним лишь лучезарным оптимистам.

Одна из двух причин - организация Олимпиады. Безусловно лучшие зимние Игры в истории предстали машиной высочайшего класса сложности и уровня реализации. У меня есть определенные проблемы с подбором эпитетов, поскольку повторяться не хочется, а все хвалебное за месяц олимпийской командировки употреблено уже не раз. В такой ситуации было бы нелишним обратиться к другим языкам. Носители которых пережили здесь разворот от хмурости к безмятежности, от боязливости к симпатиям. То бытовое, чего порой не хватало им и нам, отступило перед ненавязчивостью секьюрити и сноровкой волонтеров, пунктуальностью автобусов и эпичностью олимпийских объектов.

Что говорить про иностранцев, если два члена олимпийской бригады "СЭ", уже насмотревшиеся на "Айсберги" с "Фиштами" и впервые приехавшие в горы лишь в минувшую субботу, были снова оглушены увиденным? Сейчас обсуждается вопрос о послеолимпийском использовании сочинских объектов. Не знаю, помогу ли я поиску решения, но эти объекты, полагаю, представляют собой помимо спортивной еще и высокую музейно-экскурсионную ценность. Их надо видеть вне зависимости от того, каким будет наследие Олимпиады. И даже, может, без привязки к Олимпиаде.

Что же касается спорта... Ох... Ах... Ух! Давайте вволю наиграемся в придумывание новых имен Виталию Мутко, уже нареченному Медалием. И поклонимся людям, умеющим делать что-то чуть ли не подзабытое: работать. Тем, кто превратил для нас эти Игры в подлинно домашние. Залил и отшлифовал ласковый для России санно-бобслейный желоб. Проложил изученные нами до сантиметра снежные трассы. Применил точные до миллиграмма мази и парафины. Сделал нашими совсем не наши в Ванкувере коньки и полозья. Наконец, добыл победы ценою гигантского куска самого себя, бросив его на олимпийский алтарь.

У каждого свой взгляд на эти Игры и свой счет эмоциональным зарубкам. Меня впервые опрокинул, заставил хрипеть и терять силу в ногах Легков. Не в марафоне - на третьем этапе мужской эстафеты. Он выглядел в тот момент совершенным хищником,








невероятно своим сукиным сыном, вырвавшимся из рамок благоразумия и приличия. Он рвал себя для меня - я это чувствовал! Так, как бежал Легков, идут на таран. И не имут потом сраму.

Впоследствии это стало происходить все чаще. Россия разогрелась, разогнулась и перестала запрягать. Россия поехала!

"Не наш" Ан, которого мы приютили больным, кажется мне более нашим, нежели иные балбесы и люмпены, именующиеся соотечественниками. "Не нашему" Уайлду, который до смены гражданства не считался суперзвездой, я готов простить все за его вторую попытку в полуфинале параллельного слалома, когда Витек (так кричали ему тренеры) отыграл 1,12 секунды отставания от австрийца. Только ведь Вик и не сделал мне ничего, чтобы его прощать. Его вторая попытка не имеет никакого отношения к деньгам, гербам на паспорте, языку, культуре и прочим отличиям. Она имеет отношение только к сверхмастерству и силе духа. И еще немного к любви.