Что такое настоящее образование - «Стиль жизни» » Уютно как дома.
Создать акаунт
МАМА, ПАПА, Я - ИДЕАЛЬНАЯ СЕМЬЯ » Идеальная семья » Что такое настоящее образование - «Стиль жизни»

Что такое настоящее образование - «Стиль жизни»

20 окт 2018, 03:14
Идеальная семья
432
0
Что такое настоящее образование - «Стиль жизни»

Все темы сайта разделены на несколько каталогов для всей семьи: В каталоге "Лучшая мама" - собраны статьи для и о прекрасных женщинах, лучших мамах. Он включает статьи о зачатии, беременности, родах, как оставаться всегда в самой лучшей форме, и быть здоровой, самой красивой, гостеприимной хозяйкой - мастерицей.



Девочке шестнадцать.

Ее приводит ко мне строгая красивая мама по имени, например, Елена Ивановна.

Елена Ивановна выглядит так, что, надо думать, ей удалось бы снискать расположение даже моей собственной, персональной матушки: строгий костюм, элегантная прическа, безупречные туфли, маникюр и интонации.

Девочка… Больше всего она похожа на лесного эльфа из старинной сказки. Копна волос — ни расчесать, ни заплести, связка цветных бисерных браслетиков на тоненьких запястьях, испуганные глаза, и вообще все то, что принято обозначать прекрасным словом «нескладная».

— Катя, сядь прямо, положи руки на стол, да что ж такое, не вертись, сосредоточься!

Она не может сосредоточиться. Ее привели ко мне, чтобы подготовиться к ЕГЭ и поступить на юрфак или на экономический. В общем, на менеджмент.

У нее хорошая, благополучная семья, полный комплект родителей, достаток и любовь. Один черт знает, что ей надо.

— Извините, — вдруг шепчет она, прерывая плавную речь Елены Ивановны, — но это ведь «Властелин Колец»?

Я оборачиваюсь на стеллаж за своей спиной.

— Конечно.

— И это… Это вы читали?

— Еще бы.

— А это? Это же…

— Это «Хроники Нарнии».

— Какие «хроники», Катя! – вспыхивает мама. — Мы говорим о серьезных вещах!

— Я мало знаю вещей серьезнее, чем история Средиземья, — тихо и внушительно сообщаю я.

— Вы правда так думаете?

Елене Ивановне меня рекомендовали как серьезного успешного человека, преподавателя Московского университета и благонадежную даму. Я, конечно, выполню свою работу, и мы, конечно, отлично подготовимся к ЕГЭ.

Правда, поступит Катя на не совсем понятную английскую филологию, но к тому времени мы уже точно будем знать, что Средиземье возможно и реально ничуть не менее, чем любой менеджмент, и древние сказки у очага в таверне «Гарцующий пони» — это тоже способ жить и выжить, и главное тут — не стать жертвой тех, кто знает, «как лучше», а наоборот, стать маленьким хоббитом, которого не остановить никаким армиям Мордора.

И когда-то наступит день, когда я расскажу Кате о своем детстве — тоже очень счастливом и благополучном, обеспеченном и безоблачном, и о том, что в конце этого детства меня ждал Плехановский институт народного хозяйства, а потом — МИНСЕЛЬХОЗКОМБАЙНЗАГРАНПОСТАВКА при ВНЕШТОРГе.

И по секрету я сообщу Кате, что ничем не плоха Высшая школа экономики и юридический факультет МГУ, и вовсе это не такое дурное место — менеджмент.

Просто это место не наше.

И наличие в мире менеджмента и экономики вовсе не означает отсутствия в нем нашей реальности.

И покажу ей кусочек из фильма про Набережную Неисцелимых, тот, где Бродский и Рейн разговаривают за столиком венецианского кафе, и Рейн вдруг спохватывается, вспомнив о режиссере и операторе, и говорит, что хватит, наверное, разговоров о стихах, потому что замучаем мы слушателей этими разговорами, а Бродский, остановившись на мгновение, произносит с неподражаемой, металлической, непререкаемой интонацией:

— В мире нет ничего важнее разговоров о поэзии.

И продолжает говорить о своем самом важном…

И я расскажу Кате о том, как в мои четырнадцать или, может, тринадцать лет я впервые попала на концерт своего двоюродного дедушки, который читал стихи в Центральном доме литераторов, а потом мы сидели в его гримерке, и он расспрашивал меня о моих стихах и книгах, и я сказала ему робко то, что говорилось дома:

— Ну это же только хобби!

— Пушкин?! — изумленно поднял великолепную бровь Дмитрий Николаевич Журавлев. — Пушкин — хобби? Да ты дура, моя милая!

И убил. И определил. И с землей сравнял МИНСЕЛЬХОЗКОМБАЙНЗАГРАН — как его там — одной интонацией…

Я хотела написать текст
про сложности переходного возраста. Про то, как все хрупко, ломко и неоднозначно, когда в своей реальности ты совсем еще не уверен, а чужая тебе явно не подходит и жмет по всем швам, и болит, и натирает. О том, как просто сорваться, решив, что это место вообще непригодно для жизни. И о том, как важно, чтобы в это время тебе подвернулся альтернативный взрослый.

Не лучше твоих родителей, которые уж точно любят и заботятся больше, чем любой другой, а просто альтернативный.

Кто-то, кто будет уверен, что прожить свою жизнь можно по-разному, но только ты один — ты, и никто другой! — должен решить, успешна ли она.

Будем считать, что это поздравление с началом учебного года.

Не бойтесь.

Мир прекрасен.

Татьяна Краснова


Девочке шестнадцать.Ее приводит ко мне строгая красивая мама по имени, например, Елена Ивановна. Елена Ивановна выглядит так, что, надо думать, ей удалось бы снискать расположение даже моей собственной, персональной матушки: строгий костюм, элегантная прическа, безупречные туфли, маникюр и интонации. Девочка… Больше всего она похожа на лесного эльфа из старинной сказки. Копна волос — ни расчесать, ни заплести, связка цветных бисерных браслетиков на тоненьких запястьях, испуганные глаза, и вообще все то, что принято обозначать прекрасным словом «нескладная». — Катя, сядь прямо, положи руки на стол, да что ж такое, не вертись, сосредоточься! Она не может сосредоточиться. Ее привели ко мне, чтобы подготовиться к ЕГЭ и поступить на юрфак или на экономический. В общем, на менеджмент. У нее хорошая, благополучная семья, полный комплект родителей, достаток и любовь. Один черт знает, что ей надо. — Извините, — вдруг шепчет она, прерывая плавную речь Елены Ивановны, — но это ведь «Властелин Колец»? Я оборачиваюсь на стеллаж за своей спиной. — Конечно. — И это… Это вы читали? — Еще бы. — А это? Это же… — Это «Хроники Нарнии». — Какие «хроники», Катя! – вспыхивает мама. — Мы говорим о серьезных вещах! — Я мало знаю вещей серьезнее, чем история Средиземья, — тихо и внушительно сообщаю я. — Вы правда так думаете? Елене Ивановне меня рекомендовали как серьезного успешного человека, преподавателя Московского университета и благонадежную даму. Я, конечно, выполню свою работу, и мы, конечно, отлично подготовимся к ЕГЭ. Правда, поступит Катя на не совсем понятную английскую филологию, но к тому времени мы уже точно будем знать, что Средиземье возможно и реально ничуть не менее, чем любой менеджмент, и древние сказки у очага в таверне «Гарцующий пони» — это тоже способ жить и выжить, и главное тут — не стать жертвой тех, кто знает, «как лучше», а наоборот, стать маленьким хоббитом, которого не остановить никаким армиям Мордора. И когда-то наступит день, когда я расскажу Кате о своем детстве — тоже очень счастливом и благополучном, обеспеченном и безоблачном, и о том, что в конце этого детства меня ждал Плехановский институт народного хозяйства, а потом — МИНСЕЛЬХОЗКОМБАЙНЗАГРАНПОСТАВКА при ВНЕШТОРГе. И по секрету я сообщу Кате, что ничем не плоха Высшая школа экономики и юридический факультет МГУ, и вовсе это не такое дурное место — менеджмент. Просто это место не наше. И наличие в мире менеджмента и экономики вовсе не означает отсутствия в нем нашей реальности. И покажу ей кусочек из фильма про Набережную Неисцелимых, тот, где Бродский и Рейн разговаривают за столиком венецианского кафе, и Рейн вдруг спохватывается, вспомнив о режиссере и операторе, и говорит, что хватит, наверное, разговоров о стихах, потому что замучаем мы слушателей этими разговорами, а Бродский, остановившись на мгновение, произносит с неподражаемой, металлической, непререкаемой интонацией: — В мире нет ничего важнее разговоров о поэзии. И продолжает говорить о своем самом важном… И я расскажу Кате о том, как в мои четырнадцать или, может, тринадцать лет я впервые попала на концерт своего двоюродного дедушки, который читал стихи в Центральном доме литераторов, а потом мы сидели в его гримерке, и он расспрашивал меня о моих стихах и книгах, и я сказала ему робко то, что говорилось дома: — Ну это же только хобби! — Пушкин?! — изумленно поднял великолепную бровь Дмитрий Николаевич Журавлев. — Пушкин — хобби? Да ты дура, моя милая! И убил. И определил. И с землей сравнял МИНСЕЛЬХОЗКОМБАЙНЗАГРАН — как его там — одной интонацией… Я хотела написать текст про сложности переходного возраста. Про то, как все хрупко, ломко и неоднозначно, когда в своей реальности ты совсем еще не уверен, а чужая тебе явно не подходит и жмет по всем швам, и болит, и натирает. О том, как просто сорваться, решив, что это место вообще непригодно для жизни. И о том, как важно, чтобы в это время тебе подвернулся альтернативный взрослый. Не лучше твоих родителей, которые уж точно любят и заботятся больше, чем любой другой, а просто альтернативный. Кто-то, кто будет уверен, что прожить свою жизнь можно по-разному, но только ты один — ты, и никто другой! — должен решить, успешна ли она. Будем считать, что это поздравление с началом учебного года. Не бойтесь. Мир прекрасен. Татьяна Краснова

Смотрите также:


Комментарии
Минимальная длина комментария - 50 знаков. комментарии модерируются